– Это не было случайным. Я это воспринимаю иначе. А ты?

– Ладно. Слово неподходящее. Допустим, все наоборот, – сказала я. – Но я на десять с лишним лет старше тебя и пишу о преступлении, которое… Словом, тут столкновение интересов. За такие вещи увольняли лучших репортеров, чем я.

В лучах утреннего солнца наверняка было хорошо видно морщинки в уголках моих глаз. Я чувствовала себя совсем не молодой. Между тем Джон, несмотря на приличное количество выпитого ночью и всего несколько часов сна, выглядел свежим как огурчик.

– Прошлой ночью… ты спасла меня. То, что между нами было, спасло. Если бы ты со мной не осталась, я бы сделал что-нибудь плохое. Я в этом уверен, Камилла.

– Я тоже с тобой почувствовала себя защищенной, – сказала я искренне, но эти слова почему-то прозвучали лицемерно, как ласковые увещевания моей мамы.

Я высадила Джона в квартале от дома его родителей. На прощание он попытался меня поцеловать, но я увернулась, и его губы лишь коснулись моего подбородка. «Никто не докажет, что между нами что-то было», – подумала я.

Я развернулась и поехала на Главную улицу, где остановилась напротив полицейского участка. Один фонарь еще горел. 5:47 утра. Секретаря в вестибюле не было, поэтому я нажала на звонок для ночных вызовов. Со стены, прямо мне на плечо, брызнул освежитель воздуха. Лимонный. Я позвонила еще раз, и в узком застекленном окошке тяжелой двери, ведущей к кабинетам, показался Ричард. Он стоял, глядя на меня, и казалось, что он сейчас развернется и уйдет – мне даже почти этого хотелось, – но потом он открыл дверь и вышел в вестибюль.

– Ну, Камилла, с чего начнем? – Он сел на мягкий стул, обхватил голову руками. Галстук повис у него между ног.

– Ричард, все было не так, как тебе показалось, – сказала я. – Знаю, что это звучит избито, но это правда.

«Отрицай, отрицай, отрицай».

– Камилла, мы с тобой занимались сексом всего лишь сорок восемь часов назад, и вот я вижу тебя в гостиничном номере с главным подозреваемым по делу об убийстве детей. Это плохо, даже если все не так, как кажется.

– Ричард, он не убивал. Я совершенно точно знаю, что это сделал не он.

– Правда? Об этом вы и говорили, пока трахались?

«Злится, это хорошо. С гневом я справлюсь. Это лучше, чем когда он в отчаянии хватается за голову».

– Ричард, ничего подобного не было. Я нашла его в баре «У Хилы» пьяным, в стельку пьяным, и испугалась, как бы он действительно что-нибудь с собой не наделал. Я отвезла его в гостиницу и осталась, чтобы дать ему выговориться. Мне ведь он нужен для статьи. И знаешь, что я выяснила? Твое расследование погубило этого мальчика, Ричард. И, что еще хуже, я думаю, что ты на самом деле и не веришь, что это сделал он.

Лишь последняя фраза была полностью правдивой, и я это поняла, только когда произнесла ее вслух. Ричард – умный парень, отличный коп, чрезвычайно амбициозный, он расследовал первое крупное дело, и все население города возмущенно вопило, требуя ареста, а ведь он работал не покладая рук. Если были бы какие-то улики против Джона, то он бы уже давно его арестовал.

– Камилла, что бы ты ни думала, но ты знаешь о следствии не все.

– Ричард, уверяю тебя, я никогда и не думала, что знаю все. Я все время чувствовала себя посторонним человеком, совершенно бесполезным. Даже став моим любовником, ты продолжал играть в молчанку. Ни одного секрета не выдал.

– Так тебя это бесит до сих пор? Я думал, ты большая девочка.

Тишина. Шипение лимонного освежителя. Было еле слышно, как тикают большие серебряные часы на руке у Ричарда.

– Позволь доказать, что я могу еще на что-то сгодиться, – попросила я.

Старая привычка: мне вдруг отчаянно захотелось подчиниться, сделать ему приятное, чтобы снова ему понравиться. Прошлой ночью мне было так спокойно, всего несколько минут, до тех пор, пока Ричард, явившись на порог гостиничного номера, не нарушил этот покой. Мне хотелось ощутить его снова.

Я опустилась на колени и начала расстегивать ему брюки. На мгновение он положил руку мне на затылок. Потом вдруг грубо схватил за плечо.

– Господи, Камилла, что ты делаешь? – Он ослабил хватку, поняв, что надавил слишком сильно, и поднял меня на ноги.

– Просто хочу, чтобы между нами все наладилось. – Я теребила пуговицу на его рубашке, не смея поднять глаза.

– Так ничего не наладится, Камилла, пойми. – Он сухо поцеловал меня в губы. – Запомни это, пока мы не зашли дальше. Точка.

И он попросил меня уйти.

Я худо-бедно проспала несколько быстролетных часов на заднем сиденье машины. Пытаться выспаться в таких условиях – все равно что стоять перед поездом, проносящимся мимо, и стараться прочесть вывеску, мелькающую между вагонами. Я проснулась липкой от пота и в дурном настроении. Купила в магазине «ФаСтоп» зубную щетку, пасту, а также лосьон и лак для волос – самые сильно пахнущие из всех, что смогла найти. Почистив зубы над раковиной на бензозаправке, я натерла лосьоном подмышки и промежность и хорошенько побрызгала лаком волосы. В результате за мной тянулся шлейф запахов пота, секса, клубники и алоэ.

Мне совсем не хотелось видеться с мамой, и, вместо того чтобы ехать домой, я решила поработать. Дурная идея: можно подумать, я буду дальше писать эту статью. Как будто теперь все это не полетит в тартарары. Вспомнилась Кейти Лейси, о которой мы недавно говорили с Джери Шилт, и я отправилась к ней. Она была в родительском совете обоих классов начальной школы, где учились Энн и Натали. Мама тоже раньше в нем состояла; эта деятельность была в почете, и ею могли заниматься только неработающие женщины. Состояла она в том, чтобы два раза в неделю приходить в классы помогать учителям организовывать уроки рисования, ручного труда, музыки, а по четвергам для девочек – уроки шитья. Во всяком случае, так было в мое время. Сейчас, возможно, шитье заменили на что-то более современное и подходящее как для девочек, так и для мальчиков – пользование компьютером или приготовление блюд в микроволновой печи.

Как и моя мама, Кейти жила на вершине большого холма. Я стала подниматься по узкой врезанной лестнице, по краям которой росли подсолнухи. На холме стояла катальпа, тонкая и элегантная, справа от нее, точно кавалер, – толстый тенистый дуб. Еще не было и десяти утра, а Кейти, стройная и смуглая, загорала на «вдовьей площадке» на крыше дома. Рядом работал вентилятор. Загорать, не чувствуя жары, – это прекрасно. Осталось придумать, как не схлопотать рак. Или хотя бы морщины. Кейти заметила меня, пока я поднималась, увидев, что на ее сочно-зеленом газоне маячит тень, портя вид, и приложила ко лбу руку козырьком, что бы с двенадцатиметровой высоты разглядеть, кто идет.

– Кто там? – крикнула она.

В школе она была натуральной пшеничной блондинкой, сейчас ее волосы, собранные в высокий хвост, были платиновыми с медным отливом.

– Кейти, привет! Это Камилла.

– Ками-и-и-и-илла! Ох господи! Сейчас спущусь.

Не ожидала, что Кейти так мне обрадуется, ведь в последний раз, когда мы с ней виделись на вечеринке у Энджи, она на меня накричала. Впрочем, ее гнев всегда исчезал так же быстро, как и появлялся, будто легкий ветерок.

Она подскочила к входной двери; ярко-голубые глаза на загорелом лице казались еще ярче. Темно-смуглые, худые, как у девочки, руки напомнили мне французские сигариллы, которые некоторое время курил Алан. Дело было зимой, и мама прогнала его в комнату на подвальном этаже, которую стала почтительно называть курительной комнатой Алана. Но вскоре Алан бросил сигариллы и пристрастился к портвейну.

Кейти набросила на плечи, поверх бикини, неоново-розовую майку – такие в конце восьмидесятых привозили с острова Южный Падре. Девочки, отдыхавшие там во время весенних каникул, подбирали их на пляже после конкурса мокрых маек, на память. Кейти обвила меня шоколадными руками и повела в дом.

Здесь кондиционера тоже не было, как и у моей мамы. Впрочем, один комнатный был, в большой спальне. Дети, значит, обходятся – парятся, но терпят. Впрочем, нельзя сказать, что их не баловали. Все восточное крыло дома выглядело как игровая комната – желтый пластмассовый дом, горка, стильная лошадь-качалка. Но похоже, что во все это никто никогда не играл. На стене большими буквами разных цветов написано: «Маккензи. Эмма». Ниже фотографии улыбающихся белокурых девочек, курносых, с прозрачными глазами – хорошенькие глупышки. Ни одного портрета крупным планом – на всех снимках видно, кто в чем одет. Розовый комбинезон в ромашках, красные платья с панталончиками в горошек, нарядные весенние шляпки, туфельки «Мэри Джейнз». Прелестные детки – воистину прелестные наряды. Вот и готов слоган для местного магазина детской одежды.